Октябрьская революция резко изменила положение Пра­вославной Церкви в России. Первыми декретами Советской власти о земле, о браке и семье была подорвана ее эконо­мическая основа и поколеблена роль в общественной жизни. 20 января (2 февраля) 1918 года Совет народных комиссаров РСФСР принял декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Тем самым Русская Православная Цер­ковь лишалась ряда чисто государственных функций в сфере образования, регистрации актов гражданского состояния своих приверженцев и т. п.

Но фактически с первых дней своего существования мо­лодая Советская республика пошла значительно дальше, установив жесткий контроль над Церковью. Подобная практи­ка начинается по сути сразу же после революции и в руках идеологизированного, атеистического государства становится одним из самых действенных средств для подавления, а затем и окончательного искоренения религии в нашей стране. Новая власть, руководствуясь идеями вульгализированного марксизма, провозглашенного «самой передовой теорией», всерьез рассчитывала покончить не только с православием, но и с религией вообще.

На дальневосточных окраинах России осуществление пер­вых антирелигиозных мероприятий началось сразу же после установления здесь Советской власти. В частности, 25 фев­раля 1918 года Дальневосточный краевой комитет Советов и Самоуправлений издал приказ об отделении школы от церк­ви и упразднении должности законоучителей в учебных за­ведениях края (1).

Скупые строки архивных документов говорят о том, что сахалинское духовенство, по всей видимости, отрицательно отнеслось к октябрьским событиям в Петрограде и приходу к власти большевиков. Наглядно это проявилось на 1-м съезде учителей Северного Сахалина, проходившем 9 августа 1918 года. В начале заседания председателем съезда был избран учитель И.В.Харитонов, назначенный Дальсовнаркомом просвещения о. Сахалин.

Когда председатель занял свое место, слово взял преподаватель Александровского высшего начального училища настоятель Покровской церкви Иоанн Яковлев. Он заявил, что поскольку Харитонов назначен на свою должность большеви­ками, то и весь съезд под его председательством будет носить большевистский характер, в таком съезде он, Яковлев, не может принимать участия. Поблагодарив учителей за признание за ним права решающего голоса, отец Иоанн покинул заседание (2).

28 августа Александровская городская дума приняла постановление об аресте и высылке «ставленника большевизма» И.В.Харитонова во Владивосток, ссылаясь на то, что назначен Дальневосточным краевым Советом народных комиссаров, «власть которых подавляющим большинством населения о. Сахалин не признана» (3).

Комиссариат народного просвещения прекратил свое су­ществование и поэтому на Северном Сахалине новая политика в отношении Церкви стала претворяться на практике значительно позднее, лишь после окончательного восстановления Советской власти в мае 1925 года. Так, например, на одном из первых заседаний Сахалинского ревкома, состоявшемся 2 июня 1925 года, вновь созданному отделу народного образования было предложено «провести в жизнь декрет Совнаркома об отделении школы от церкви» (4).

События гражданской войны, а затем пятилетняя японская оккупация Северного Сахалина не могли не отразиться на состоянии местных храмов. Судя по имеющимся документам, к 1925 году на Северном Сахалине существовало шесть православных церквей: в городе Александровске, рабочем поселке Дуэ, селах Рыковское, Дербинское, Корсаковка и Оноры. В селениях Абрамовка, Мало-Тымово и Воскресеновка имелись часовни. Сведения эти не совсем полные. К сожалению, нам не удалось выявить каких-либо материалов о церкви в селе Михайловка, построенной в 1893 году, а также о часовнях в Александровске и Дуэ.

В годы предшествовавшие первой мировой войне имелась еще одна церковь в Рыбновской волости, на самом северном побережье Сахалина, прилегающем к лиману Амура. В областном государственном архиве хранится метрическая книга этой церкви за 1912 год, но каких-либо сведений об ее дея­тельности в последующие годы также не обнаружено.

Кроме того в городе Александровске находился католи­ческий костел. Мусульманская мечеть в Александровске к этому времени давно прекратила свое существование. Еще в 1911 году ее приспособили под жилье, поскольку небольшая мусульманская община (всего 8 человек) не имела муллы и «материальной возможности содержать здание (5).

Взаимоотношения верующих с учреждениями новой вла­сти с самого начала складывались крайне своеобразно и непривычно для «политически отсталых» сахалинцев. Во-пер­вых, все церковные здания сразу же были объявлены «на­родным достоянием», и отныне их судьбу решали люди, не вбившие в них ни одного гвоздя. К тому же все они были, как правило приезжие. Во-вторых, всем верующим предло­жили обязательно зарегистрироваться. О таком на Сахалине сроду не слыхивали, а всевозможные переписи встречали с крайней настороженностью, ибо по горькому опыту знали: добра от этого не жди, жди лишь новых налогов и повинно­стей. В-третьих, отношение самой власти к Церкви и верую­щим было исполнено явной подозрительностью и плохо скры­ваемой враждебностью.

Поэтому все цифры о численности и составе верующих, имеющиеся в партийных и советских документах после 1925 года, едва ли можно признать вполне достоверными. Скры­вая своп убеждения и взгляды, люди просто затаились. К то­му же и самим чиновникам советского и партийного аппара­та, как мы увидим, было выгодно занижать эти данные в своих отчетах и официальных бумагах. Что же касается са­халинцев, то у них, помимо субъективного отношения к но­вому государственному строю, имелись и совершенно объек­тивные основания его смертельно бояться. Дело в том, что, несмотря на обособленность Северного Сахалина и японскую оккупацию, народная молва, японская и белая пресса навер­няка доносили до них известия о репрессиях большевиков в отношении духовенства и верующих.

Крепнущая система сталинизма имела к тому времени до­статочный опыт борьбы с «противниками материалистическо­го мировоззрения». Как известно, огромный резонанс в стра­не вызвали известия об убийстве киевского митрополита Владимира, тобольского епископа Гермогепа, расстреле петроградского митрополита Вениамина, гибели в Соловецких лагерях архиепископа воронежского Петра, об арестах, ссылках и расстрелах, без числа обрушившихся на священников и архиереев Русской Православной Церкви. Оскорбительная для верующих кампания вскрытия святых мощей сопровождалась закрытием многих церквей и монастырей. Уже в начале 20-х годов перестали существовать Спасо-Андрониевский, Ново-Спасский, Страстной и Чудов монастыри, Троице-Сергиева лавра, Оптина пустынь и сотни других отечественных святынь. Изъятие церковных ценностей началось в годы гражданской войны. В 1921 — 1922 годах масса их (вместе с ценностями Гохрана) пошла в уплату за хлеб для голодной и разрушенной страны. Потом конфискация церковного достояния стала нормой, твердой валютой (или ее источником) и торгово-финансовых операциях большевистского правительства. Тысячи тонн изделий из золота, платины, серебра пошли в плавильные печи. Горы драгоценных камней, жемчугов и самоцветов перекочевали из ризниц и алтарей в сейфы иностранных банков. Из церковного серебра во время денежной реформы 1921 года чеканили советские монеты. Церковь добровольно пожертвовала свои сокровища для спасения голодающих, но решительно воспротивилась насильственному изъятию исторических реликвий и православных святынь. За это некоторые церковные иерархи в 1922 году были расстреляны, а патриарх Тихон арестован (6).

События на Северном Сахалине в конце 20-х — начале30- х годов мало отличались от того, что происходило по всей стране. Руководствуясь директивами и указаниями ЦК ВКП(б), местные власти уже в те годы рассматривали Церковь и религиозные общины как потенциальное «гнездо контрреволюции». Яркий тому пример — договор, заключенный 15 июня 1925 года Рыковским районным ревкомом с гражданами села, на передачу им «в бессрочное и бесплатное пользование» здания церкви Казанской Божьей Матери. В нем содержится свыше десяти пунктов обязательств со стороны верующих, в основном, политического свойства. В том числе: не допускать «враждебных Советской власти и ее отдельным представителям» политических собраний, проповедей и речей, распространения антисоветских изданий и т.п. (7). Никаких обязательств со стороны властей по отношению к верующим в этом договоре не фиксировалось. И это не случайно, ибо сам договор «о бесплатном, бессрочном» пользо­вании храмом власти соблюдать не собирались. Это стало ясно спустя пять лет, когда на всем Северном Сахалине не осталось ни одной действующей церкви. Решениями местных исполкомов они были закрыты, а здания переданы «для уст­ройства в таковых культурных очагов».
Впрочем, первые попытки отнять церковные здания пред­принимались уже и в 1925 году. Например, летом в селе Онор «военные партийцы» (очевидно, пограничники) собрали жителей и предложили передать церковь под клуб. Несколько оторопев от такого напора, крестьяне растерялись и согласились. Нажим был настолько явным, что окружкому ВКП(б) пришлось срочно вмешаться и «эту ошибку поправить». В се­ле Воскресеновка крестьяне тоже «согласились» на предложение агитаторов из райцентра передать под клуб свою ча­совню, что и было сделано. Но, видимо, при этом многие воскресеновцы испытывали неловкость и пришлось часовню пе­ределывать. Заезжему начальству некоторые жители поясняли: «Без переделки неудобно идти в часовню как в клуб, ког­да переделают хорошо будет» (8).

В марте 1926 года часовня в селе Воскресеновка была закрыта, а все ее имущество, около десятка икон, писанных на холсте и по дереву, и другая утварь, приняты на хране­ние Дербинским церковным советом (9). То же самое про­изошло и с одной из старейших сахалинских церквей, цер­ковью Св.Николая в поселке Дуэ. В 1926 году профком здешнего рудника приспособил ее под шахтерский клуб, по­лучивший затем название клуб имени В.И.Ленина (10).

Еще проще власти решали судьбу храма, если он времен­но, по каким-то причинам, оказался «в бесхозном виде». Обычно это происходило в тех случаях, когда жители, отка­завшись от регистрации, не имели в селе своей православ­ной общины. Так было, в частности, в поселке Абрамовка Онорского сельсовета. Воспользовавшись этой ситуацией, 2 марта 1926 года Рыковский районный ревком решил: ча­совню в селе Абрамовка «во избежание расхищения про­дать с аукционного торга» (11).

Интересная характеристика «церковного дела» на Север­ном Сахалине содержится в докладе о работе Сахалинского бюро ВКП(б) за период с 15 июня 1925 по 1 января 1926 года. В докладе отмечалось: «На всем Сахалине два попа*.

__________________________________________________

* В это время в г. Александровске было два священнослужителя; священник Иоанн Стефаненко и диакон Ефим Зеленский.

________________________________________________

Один в городе (имеется в виду Александровск — А. К.) держится смирно, аполитично. Держит курс, но осторожно, на новую церковь». Дни октябрьской годовщины отметил празд­ничным звоном. Другой, в с. Рыковском, отчаянный пьяница, хулиган. Уважением каким-либо не пользуется, даже среди верующих, держат чтобы было кому служить*.

_________________________________________________

* По всей видимости, имеется в виду священник Рыковской церкви Александр (А. Н. Гневушев).

_________________________________________________

Например, Рыковский церковный староста говорил, прося сохранить в тайне: «Веру начинаю терять, во время службы в алтаре говорит про выпивку». Всего по Александровскому и Рыковскому району имеется 7 групп верующих с общим количеством 225 человек. Вообще, религиозные настроения слабы среди всех. Но у старых привычка, молодежь определено безразлична. Надо сказать, что в деревне есть случаи браков без попа. Сложнее обстоит дело в Рыбновском районе: там нет ни одной церкви, но много сектантов. За неизученность вопроса сказать об этом не представляется возможным (12).

Поскольку этот документ не предназначался для печати, кажется, нет оснований не доверять этой информации. Хотя отдельные акценты в нем явно смещены, особенно в оценке общей численности верующих (о причинах этого уже говорилось) и религиозных настроений вообще. Подтверждение тому весьма интересный и, самое главное, официальный документ — постановление Сахалинского окружного ревкома № 4 от 6 февраля 1926 года «О праздничных, особых и еженедельных днях отдыха». Праздничными днями объявлялись: 1 января — Новый год, 21 января — день смерти В.И.Ленина, 9 января — день «кровавого воскресенья» 1905 года, 12 марта — день низвержения самодержавия, 18 марта — день Парижской коммуны, 1 мая — день международной солидарности трудящихся, 7 ноября — годовщина Октябрьской революции.

Кроме того, на основании ст. 112 КЗОТ РСФСР, в постановлении предусматривалось 8 особых дней отдыха, каковыми на 1926 год являлись: 3 мая — второй день Пасхи, 15 мая — годовщина восстановления Советской власти на Северном Сахалине, 10 июня — Вознесение, 21 июня — Духов день, 29 июня — Петров день, 6 августа — Преображение, 1 октября — Покров, 25 декабря — Рождество (13).

То, что окружной ревком объявил календарные православные праздники выходными днями говорит само за себя. Вполне очевидно, что ради двух сотен верующих такое по­становление едва ли появилось бы. Но уже через два-три года подобный либерализм был отнесен к «пережиткам про­шлого», с которыми повелась яростная борьба.

Формирование советских учреждений на Северном Саха­лине внесло изменения в деятельность местного духовенства по части регистрации гражданских актов. В конце 1925 года при административном отделе ревкома образовалось бюро ЗАГС, которому передали из церковного архива метрические книги всех сахалинских церквей (14).

Надо сказать, что в 20-е годы Русская Православная Церковь переживала один из сложнейших периодов своей истории. Наметившаяся перемена ее политической ориента­ции в поддержку Советской власти широко обсуждалась в церковных кругах. Ожесточенная полемика вела к появле­нию различных течений и направлений. В 1922 году внутри Церкви возникли течения под названиями «Живая церковь», «Церковное обновление», «Древнеапостольская церковь» и другие. В 1923 году эти группировки объединились и провели свой так называемый «собор». Возникло движение обновлен­чества православия, направленное по существу на раскол Русской Православной Церкви.

В 1927 году местоблюститель патриаршего престола мит­рополит Сергий* опубликовал «Послание пастырям и паст­ве», призывая их «на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не толь­ко изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями со всем его каноническим и бого­служебным укладом» (15).

_______________________________________________

* Митрополит Сергий — в миру Старогорский Иван Николаевич (1867—1944), крупный деятель Православной Церкви. В 1943 г. собором русских иерархов был избран патриархом Московским и всея Руси. Следует отметить, что некоторые страницы его биографии также связа­ны с Дальним Востоком. В 1890—1893 гг., будучи иеромонахом, являлся членом православной миссии в Японии и служил священником на ко­рабле «Память Азова». В 1897—1899 гг. в сане архимандрита вторично находился в Японии в качестве помощника главы духовной миссии.

___________________________________________________

Но примирительная позиция православного духовенства не находила взаимности у все более укрепляющегося тота­литарного режима. В стране обрела невиданный размах кам­пания по разгрому Церкви. Многовековая история России не знала подобных прецедентов, ибо даже завоеватели из Зо­лотой Орды не запрещали богослужение в православных хра­мах. Развернувшаяся культурная революция, о которой мы знаем, в основном, по впечатляющим цифрам ликвидации не­грамотности, сопровождалась не менее впечатляющими мас­штабами уничтожения памятников истории и культуры, раз­граблением огромных материальных сокровищ церквей и мо­настырей.

На Дальнем Востоке РСФСР, как и по всей стране, волна за волной пошли яростные антирелигиозные кампании. Усиленно распространялись атеистические листовки, плакаты, лозунги, проводились специальные лекции, диспуты, устраивались вечера с демонстрацией химических опытов, кинофильмов, ставились спектакли, «живые» журналы и газеты, разоблачавшие церковные «чудеса» и пророчества.

По указаниям партийных и комсомольских организаций шло настойчивое внедрение в жизнь новых обрядов, созда­лись ячейки безбожников. Летом 1926 года агитпропотдел Далькрайкома ВКП(б) создал временный краевой Совет безбожников (16).

В организации антицерковной кампании Сахалин явно отставал от других регионов Дальнего Востока. Об этом шла речь на 1-й окружной конференции ВКП(б), состоявшейся в городе Александровске 3—8 октября 1928 года. Любопытно отметить, что ни в отчетном докладе окружного партийного бюро, ни в специальном докладе «Культурное строительство в округе» нет даже упоминания о деятельности православ­ных церквей и их духовенства. Речь шла только о различ­ных сектантских группах, «смыкающихся в городе и деревне с кулацким и вообще враждебным пролетариату элементом». Распространение сектантства на Сахалине тоже связывалось происками классовых врагов, то есть «наличием среди населения темного элемента — бывших людей: генералов, чиновников и прочей подобной публики» (17). Но фактически никакого различия между православными и сектантами партийные идеологи и власти не делали.

В резолюции конференции по вопросам культурного стро­ительства говорилось: «Констатируя наличие религиозных сект и их некоторое влияние на массы крестьянства, признать:

1. Антирелигиозную работу, как одну из важнейших от­раслей партийной работы и принять все меры к оживлению и расширению антирелигиозной пропаганды среди рабочих, крестьян и особенно среди женщин.
2. Принять меры к организации Союза безбожников, вовлекая в последний активное крестьянство, рабочих и особенно женщин.
3. Политико-просветительным учреждениям улучшить постановку антирелигиозной работы (18).

Поскольку церковь и верующие объявлялись классовым врагом, то важная роль «в борьбе на антирелигиозном фронте» отводилась карательным органам государства и прежде всего ОГПУ. Об этом не говорилось с партийных трибун и не освещалось публично в прессе. Однако имеющиеся архивные документы говорят о том, что ОГПУ осуществляло не только репрессивные акции против верующих, но и бдительно над­зирало за самими «безбожниками», направляя и контроли­руя их действия при помощи и поддержке партийного ап­парата.

В 1929—1930 годах, накануне «великого перелома» — сплошной коллективизации деревни, завершившейся уничтожением миллионов крестьян, по стране прокатилась не менее массовая кампания по закрытию церквей. Тысячи православ­ных храмов были разорены. Такая последовательность дея­ний «великого кормчего» едва ли была случайной. Не мино­вала эта кампания и Сахалин. На острове решения о закры­тии храмов принимались окрисполкомом с обязательной ссыл­кой на «требования трудящихся» или «пожелания самих ве­рующих».

22 декабря 1929 года окрисполком рассмотрел вопрос о передаче сельсовету часовни в Мало-Тымово. В принятом постановлении говорилось: «Принимая во внимание, что зда­ние часовни находилось неиспользованным в течение четырех лет (т.е. до 1925 года она все-таки действовала — А. К.) и до сего времени не было заявлений о желании со стороны верующих взять часовню для религиозных целей, и усматри­вая, что население селения Адо-Тымово единогласно поста­новило об использовании часовни под избу-читальню, — пе­редать здание часовни, в ведение сельсовета для использо­вания таковой под культурный очаг» (19).

В это же время Союз безбожников стал активно доби­ваться закрытия Покровской церкви в городе Александровске. В те дни газета «Советский Сахалин» писала: «25 декаб­ря на руднике Дуэ в клубе (кстати, тоже здание бывшей церкви Св. Николая — А. К.) был поставлен доклад «Рели­гия и новый быт». Доклад вызвал у собравшихся большой интерес и закончился митингом, на котором горняки единогласно присоединились к голосу трудящихся города и выне­сли резолюцию, в которой требуют снятия колоколов с алек­сандровской церкви и передачи их в фонд индустриализации страны, само же здание церкви передать под культурно-про­светительные нужды трудящихся города.

После митинга под звуки духового оркестра было организовано карнавальное шествие. С факелами рабочая масса совместно с комсомольцами и пионерами направилась к бе­регу моря, где происходило «сожжение богов» (20).
Судьба Покровской церкви, подлинного памятника дере­вянной архитектуры конца XIX века, была предрешена. 2 марта 1930 года президиум окрисполкома принял решение «об изъятии церкви [...] от групп верующих». По тону и со­держанию этот документ напоминает судебный приговор с перечислением «грехов» православных верующих перед мест­ной властью и даже перед самим Господом Богом. Правду от лжи отличить в нем весьма сложно, ибо чего в нем толь­ко нет. И подлог в списках верующих, и отказ от ремонта храма, и небрежное к нему отношение, и, наконец... намерение верующих сжечь церковь! Дело дошло якобы до того, что батюшка обратился с заявлением в окротдел ОГПУ о всех этих безобразиях и «просил назначить охрану здания». Но самым неотразимым аргументом в пользу закрытия церк­ви явилось, конечно же, «мнение» трудящихся. К примеру, 3 января 1930 года 1200 возмущенных жителей Александровска «устроили демонстрацию к зданию окрисполкома и потребовали немедленной передачи церкви и костела для устройства культурных очагов, мотивируя это тем, что в городе не имеется совершенно клуба, тогда как население го­рода в количестве 5000 человек крайне нуждается в клубе и библиотеке...».

На этом основании Покровская церковь была передана окружному отделу народного образования (но, как вскоре выяснилось, ненадолго). Церковное имущество предписыва­лось оставить общине при условии, если она оформит свое существование, «в противном случае имущество передать в ведение Госфондовой комиссии при ОкрФО» (21), то есть попросту конфисковать.

Такая же участь постигла и католический костел в городе Александровске, который одновременно с Покровской церковью отдали в распоряжение местного исполкома и пере­оборудовали под кинотеатр (22). Позднее он назывался кинотеатр «Маяк».

О том, как готовились подобные решения видно, из пись­ма отдела ОГПУ, направленного 17 апреля 1930 года председателю окружной комиссии РКИ Н.А.Мякинену. В письме говорилось: «...В связи с помещенными в газете «Советский Сахалин» письмами бывших священников Ахлюстина и Гневушева среди населения Рыковского района имеются настроения совершенно закрыть церкви и здания последних пере­дать для использования общественными организациями рай­она.

Окротдел ОГПУ считает, что парторганизации необходи­мо учесть эти настроения и повести в районе соответствующую работу о передаче церквей в селах Дербинском и Рыковском общественным организациям» (23).

Однако с закрытием церкви Св.Пророка Илии в селе Дербинском вышла небольшая заминка. То ли работники Рыковского райисполкома в спешке допустили небрежность то ли сами жители не проявили «революционной сознательности», но на заседании окрисполкома, проходившем 30 ап­реля 1930 года, неожиданно выяснилось что нет бумаги с согласием населения на закрытие храма. Поэтому было ре­шено: «Вопрос с повестки снять и затребовать указанный материал» (24). Требование это, конечно же, было выполне­но, и вскоре церковь в Дербинском закрыли. Очевидно, тог­да же закрыли и церковь в селе Рыковское. К тому же свя­щенник этой церкви Александр Николаевич Гневушев к это­му времени был уже арестован. По обвинению в «антисовет­ской агитации» (ст. 58—10 УК РСФСР) постановлением Особого Совещания при коллегии ОГПУ от 20 ноября 1929 года он был осужден на три года заключения в концлагере*.

________________________________________

* В июле 1989 г. А.Н. Гневушев полностью реабилитирован по Ука­зу Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г

______________________________________

Таким образом, к 1930 году, менее чем через пять лет после установления Советской власти, на Северном Сахали­не не осталось ни одного действующего православного хра­ма. Так выглядело на практике «отделение государства от церкви».

С сахалинских церквей, построенных еще во времена ка­торги (каждая из них, даже самая скромная по своей архитектуре, могла бы теперь считаться историческим памятни­ком), сняли кресты, купола, а колокольный звон заменили новыми гимнами. Но православие не ушло из жизни людей. В народе, основную массу которого составляли, казалось бы убежденные атеисты, сохранялись традиции и обряды, нрав­ственные принципы христианской веры. Об этом не всегда говорили вслух, но так было. И самое удивительное — все последующие десятилетия над Сахалином звенели церков­ные колокола.

Да, уважаемый читатель, колокола продолжали звенеть. Это не художественный образ, реальный исторический факт. Мало кто знает о том, что на сахалинских маяках — мыс Крильон, мыс Жонкьер, мыс Елизаветы, мыс Марии и дру­гих, долгие годы использовались как запасное сигнальное средство старинные церковные колокола. И, если современная техника оказалась бессильной, под рукой у маячных служителей всегда был старый надежный колокол. Его мощный набат, перебарывая рев океана, ночную мглу и туман, раз­носился на многие мили вокруг. И, наверное, один Бог ведает, сколько мореходцев обязаны ему своей жизнью*. Есть среди этих колоколов и подлинные исторические реликвии. Например, колокол на мысе Жонкьер имеет литую надпись, выполненную в стиле старинного декоративного письма, проливающую некоторый свет на его историю. Она гласит: «Государь и Великий князь Алексей Михайлович всея Руси дал сей колокол в пустыню Синозерскую при строителе черном попе Моисее лета 1759 года марта 8 дня».

Это означает, что царь Алексей Михайлович подарил колокол в 1651 году Синозерской пустыне — мужскому монастырю, находившемуся на территории нынешней Новгород­ской области. Он был основан в 1600 году монахом Ефросином, убитом поляками во время нашествия 1612 года. С 1636 по 1653 год настоятелем и строителем монастыря был монах Моисей, имя которого и упоминается в надписи. Более ста лет колокол находился в монастыре, а в 1764 году Синозерская пустынь была упразднена (25).

_______________________________________

* В марте 1992 г., по ходатайству патриарха Московского и всея Руси Алексия II, главнокомандующий ВС СНГ маршал авиации Е.Шапошни­ков распорядился безвозмездно передать Тобольской епархии 7 колоко­лов, имеющих церковную символику. Есть в этом списке и «сахалинцы» — колокола с маяков на мысе Елизаветы и мысе Марии.

__________________________________________



Краеведам еще предстоит узнать загадку этого старинно­го колокола и то, каким образом он попал на маяк Жонкьер в городе Александровске. Возможно, его сияли в свое время с Покровской церкви, или же он оказался на Сахалине каким-то иным путем. Но несомненно, что за три с половиной века этот колокол стал участником многих событий отечественной истории, свидетелем радостей и бед народных. Заодно неплохо бы выяснить и судьбу колоколов, снятых в нача­ле 30-х- годов с сахалинских церквей. Пока мы знаем о них мало. Известно лишь, что все они были конфискованы и взя­ты тогда же на особый учет. Может, всесильное ОГПУ— НКВД и впрямь опасалось, что кто-то воспользуется колоколами и ударит в набат? Иногда из-за церковного «наследства» возникали меж новыми владельцами мелкие тяжбы. Так, в марте 1937 года Рыковский райисполком принял даже спе­циальное решение, которым обязал финотдел «произвести переучет колоколов по району, с указанием всем организаци­ям имеющим колокола, что это государственное имущество» (26).

Закрытие церквей совсем не означало ослабления бого­борческих усилий партийных организаций и органов Совет­ской власти. На это по-прежнему направлялись силы и сред­ства государственных учреждений (органы народного образования, культуры, ОГПУ), профсоюзных, комсомольских и пионерских организаций. При этом надо подчеркнуть, что речь шла не столько о пропаганде атеистических идей, сколь­ко об антирелигиозной борьбе, в которой применялись все средства идеологического и репрессивного характера. Борьба эта велась все более планомерно и целенаправленно. Об этом, в частности, говорилось в постановлении президиума Далькрайпроса от 18 апреля 1931 года «О состоянии и перспек­тивах антирелигиозной работы в крае» (27).

В соответствии с партийными установками пресекались не только малейшие религиозные настроения, но и любые публичные проявления милосердия, благотворительности и т. п. Вот один из примеров. В январе 1931 года в селе Рыковском проводился антирелигиозный вечер, на котором кто-то из выступающих предложил собрать в качестве помощи лесорубам тряпки для портянок, старые лампы и т. п. Об этом стало известно в окружкоме ВКП(б), откуда последо­вал суровый окрик: «Немедленно сообщить (с копией в ГПУ) кто персонально проводил вечер, роль партийной и комсо­мольской ячейки, содержание вечера и характер выступлений и какие меры приняты партячейкой по разъяснению допу­щенной ошибки». Что же касается «персонального виновни­ка допущенного ляпсуса», то его предлагалось непременно наказать (28).

Документы свидетельствуют, что уже в начале 30-х годов антирелигиозная кампания на Сахалине, как и всюду по стране, стала одной из составляющих растянувшейся на годы борьбы с «врагами народа». Опаснейшим контрреволюционным проявлением считалось не только соблюдение религиозных обрядов, но даже легкий намек на негативное отношение к атеизму.

В декабре 1932 года окротдел ОГПУ направил обкому ВКП(б) секретную информацию о неблагополучной ситуа­ции в колхозе «Советский Сахалин». В ней отмечалось, что колхоз раскололся на два лагеря: в одном — местные уроженцы села Михайловка, в другом — колхозники-переселенцы. Наиболее ярким «фактом» этой вражды оказалось то, что 21 ноября председатель колхоза А.Лисицын пригласил к себе гостей («коллективная пьянка»), не подумав, что по религиозному обряду этот день является праздником Михаила Архангела. Вывод: партиец-председатель, отмечая престольные праздники, способствовал тому, что среди переселенцев «имеется тенденция к уходу из колхоза» (29).

Другая секретная информация окротдела ОГПУ от 29 декабря того же года касалась положения в сахалинских школах. В ней вполне серьезно сообщалось о том, что в школах действуют... «детские антисоветские организации под названием ЧПС (Чрезвычайная Партия Срыва), в которой участвуют дети от 11 до 15-ти лет. В качестве доказательства при­водилось два факта: в одной из школ Александровска несколько учащихся «оплевали большой портрет Ленина, бросали в него перьями на меткость»; в другой школе во время антирелигиозного мероприятия «украли пьеску и тем самым сорвали вечер, а выпущенную стенную газету измазали чернилами, антирелигиозные статьи вырезали».

В разряд неблагонадежных, то есть «врагов народа», попа­дали не только верующие или бывшие священнослужители, но и члены их семей. В том же донесении обкому партии сотрудники ОГПУ отмечали: «Общее неблагополучное положение с наличным кадром учительства (так в тексте — А.К.) в округе, дополняется некоторой засоренностью учительских кадров социально-чуждым, а подчас прямо анти­советским элементом». В подтверждение этого приводилась такая статистика: в городе Александровске из 47 учителей работало 4 дочери бывших священнослужителей, 2 дочери кулаков, 1 дочь бывшего офицера и 2 дочери «прочих социально-чуждых элементов» (.30).

В 30-е годы жертвами репрессий стали многие тысячи са­халинцев. Только с 1932 по 1938 год по приговорам так на зываемых «троек» НКВД и других внесудебных органов на острове было расстреляно 2246 человек (31). Сколько было среди них верующих и о чем они молились в свой последний час, нам не дано узнать. Еще больше число тех, кто оказал­ся брошен за колючую проволоку концлагерей (многие из них тоже погибли) или был отправлен в ссылку. Привержен­ность православию, а равно и любой другой вере, для мно­гих из них явилась причиной страданий и гибели от рук ста­линских палачей.

Поскольку все церкви на Северном Сахалине были закры­ты и православные общины перестали существовать, то отдельных уголовных дел на православных верующих, видимо, не заводилось. Они шли в общем потоке репрессированных по 58-й статье УК РСФСР — «контрреволюционеров», «шпи­онов», «террористов», «вредителей» и т.п. Но зато целенаправленно преследовались члены религиозных сект. На Се­верном Сахалине жестокие репрессии обрушились на хрис­тиан-баптистов, которых здесь было немало. Их органы НКВД арестовывали «за веру» целыми группами. Так, в 1938 году в Александровске и соседних населенных пунктах была арестована группа верующих из девяти человек (группа С.В.Толстова), четверо из которых расстреляно*. В том же году в Охе арестовано шесть сектантов-баптистов (группа М.И.Гребцовой), из них пять — расстреляно по сфабрико­ванным обвинениям в «антисоветской агитации»**. Этот скорбный перечень можно продолжать, но в связи с темой репрессий надо сказать еще и о том, без чего страшная прав­да о трагедии, пережитой нашим обществом, была бы не­полной.

___________________________________________

* Репрессированные по этому делу С.В.Толстов, А.И.Колоколов, В.И.Колоколов, Г.С.Пантелеев, И.С.Банков, И.М.Головачев, П.Ф.Григорьева, А.В.Сорокина реабилитированы решением Сахалинского областного суда от 22 мая 1956 г.

** По этому делу репрессированы А.П.Мамро, К.П.Мамро, X.А.Мамро, Н.А.Мамро, М.И.Гребцова, П.О.Евграфов. Все они реабили­тированы решением Сахалинского областного суда в 1957—1958 гг.

___________________________________

А. И. Солженицын первым подметил изуверскую тра­дицию ОГПУ—НКВД использовать здания церквей и монастырей для тюрем и концлагерей. Это «тюремное совмести­тельство» началось еще с Соловков в 20-е годы и затем метастазами ГУЛАГа расползлось по всей стране (32). Мож­но назвать Старобельский лагерь польских военнопленных — жертв Катыни, располагавшийся в бывшем женском мо­настыре, Осташковский лагерь НКВД в Ниловой пустыни, Козельский — в знаменитой Оптиной (33). Не был исклю­чением в этом отношении и Сахалин. Как мы помним, за­крытие храмов мотивировалось необходимостью «устройства культурных очагов». Но в середине 30-х годов, когда репрессии приобрели массовый характер, областное управление НКВД без стеснения заняло здание бывшей Покровской Церкви в самом центре Александровска. В ней устроили тюремные камеры, кабинеты следователей, где велись допросы с применением пыток. В бывшем алтаре находился карцер этой импровизированной тюрьмы (34).

Здесь видится не просто случай или самодеятельность местных сахалинских властей: завершив разгром церквей, органы НКВД могли считать их своими «трофеями». А если смотреть на это шире, в масштабах страны, тут замысел — идейный, богоборческий. Превратить «крепости духа», святыни, почитаемые в народе, в места его унижения и подавления. Лишить человека последнего — утешения веры.

В это же самое время продолжалось разрушение пустующих православных храмов. Например, церковь в честь Иоанна Предтечи в селе Корсаковка Александровского района, построенная ссыльно-поселенцами в 1896 году, была снесена по решению облисполкома от 28 марта 1938 года. При этом власти не забыли позаботиться о своих доходах, взыскав в государственный фонд стоимость снесенного здания с местного колхоза (35).

Другая сторона богоборческих усилий КПСС и руководимого ею государства — это пренебрежительное отношение к культуре как таковой, особенно, если она облачена в религиозную форму. Под вывеской атеизма такой подход к отечественной и мировой культуре десятилетиями культивировал­ся в сознании миллионов советских людей. Довольно своеобразно это проявилось в послевоенные годы на Южном Саха­лине и Курильских островах, вошедших в состав СССР на завершающем этапе второй мировой войны. До 1945 года здесь насчитывалось более 250 действующих японских хра­мов, из них: 150 буддийских, около 100 синтоистских (при­надлежавших различным направлениям этой религии), а также 5 протестантских храмов и 4 католических костела (36).

Это было подлинное богатство. По существу эти терри­тории являли собой уникальный уголок культуры народов Востока. Но уже через два года действующими оставалась едва ли десятая часть этих храмов, а еще через несколько месяцев закрылись и они. Произошло это по ряду причин.

Во-первых, часть японских храмов пострадала от пожаров в ходе боевых действий, особенно в Поронайском, Углегор­ском и Холмском районах. (Известны отдельные случаи на­другательства над храмами, но они жестоко пресекались со­ветским командованием и военной администрацией). Во-вторых, массовое закрытие японских храмов пришлось на 1946—1948 годы, в связи с репатриацией японского населе­ния Южного Сахалина, в том числе и духовенства.

Надо отметить, что со стороны советской администрации не чинилось препятствий к проведению японцами различных религиозных праздников и обрядов. К служителям культов советские власти старались проявлять подчеркнутую терпимость. Несмотря на большие затруднения с продовольствием, они пользовались продуктовым снабжением «по высшей ка­тегории», а синтоистские священники дополнительно получа­ли ежемесячно паек риса, сакэ и сахара для осуществления своих религиозных обрядов.


Но некоторый либерализм в отношении японского духо­венства был мерой временной, рассчитанной скорее всего на внешний эффект, и совсем не означал изменения политики в отношении религии и верующих. Буддийские и синтоист­ские храмы на территории бывшего Карафуто разрушались не менее усердно, чем православные церкви на Северном Сахалине. Обычно после отъезда японских священников хра­мы сразу же закрывались. Их имущество зачастую остава­лось без присмотра, и, конечно, многое просто пропадало. По указаниям местных властей помещения храмов отдавались различным учреждениям или под жилье. Многие храмы сра­зу же перестраивались или разбирались на слом.

Робкую попытку уберечь хоть что-нибудь от разрушения предприняли ученые. В 1947 году научные сотрудники Сахалинской научно-исследовательской базы Академии наук СССР* обратились в облисполком с просьбой передать в ее ведение находящийся в городе Южно-Сахалинске буддий­ский храм «Кейтокудзи» и прилегающий к нему синтоистский храм «Карафуто-Дзиндзя». В ходатайстве говорилось о необходимости сохранить в неприкосновенности, «с точки зрения этнографических интересов», весь комплекс храмов как «важный исторический памятник японской религии» (37).

______________________________________

* Сахалинская база АН СССР впоследствии была преобразована в Са­халинский комплексный научно-исследовательский институт АН СССР, ныне — Институт морской геологии и геофизики ДВО Российской Академии наук

_____________________________________

Однако предложение ученых осталось без внимания, и вскоре уникальный храмовый комплекс перестал существовать*. Точно также в последующие годы при полнейшем равноду­шии властей и общественности были разрушены и десятки других японских храмов, являвшихся памятниками культу­ры. Уникальный пласт истории культуры Сахалина и Ку­рильских островов исчез практически бесследно.

_________________________________________

* Этот храмовый комплекс находился по улице Горького в Южно-Сахалинске, в районе теперешней городской больницы.

_________________________________________

Как известно, в годы Великой Отечественной войны Рус­ская Православная Церковь активно помогала защите стра­ны от немецко-фашистских захватчиков. Духовенство, призы­вая верующих на разгром врага, укрепляло патриотический дух миллионов людей на фронте и в тылу. В определенной мере это несколько укрепило положение Церкви в стране в послевоенные годы. Кое-где открывались закрытые прежде храмы, оживилась деятельность православных приходов.

Отдельные попытки возродить православные общины дела­лись и в Сахалинской области. В 1946—1948 годах группа православных верующих из Александровска неоднократно обращалась к местным властям с просьбой вернуть им здание бывшей Покровской церкви. Бюрократическая переписка по этому поводу тянулась несколько лет, но в конечном ито­ге под разными предлогами облисполком отказался возвра­тить здание церкви верующим.

В 1948 году в Южно-Сахалинске образовался «Комитет православной веры», насчитывающий 86 человек. Эта община от имени многочисленных верующих обратилась с прось­бой об открытии православной церкви. Горисполком выде­лил для этой цели здание бывшего протестантского храма. 1 июня 1948 года облисполком утвердил решение городских властей о передаче здания и обратился в Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР с ходатайством об открытии церкви (38). Но дальнейшего развития это начинание не получило, и Сахалинская область по-прежнему оставалась вне поля деятельности Православной Церкви и ее духовенства.

Уничтожение храмов и десятилетия гонений «за веру» — одна из страниц народной драмы, постигшей Россию в XX столетии. Церковь как институт общества была поставлена в тяжелейшие условия, с которыми она не могла не считать­ся. Кто-то в эти годы шел на сделки с совестью, среди них

и иерархи православия, и простые прихожане, — Церковь до сих пор в этом упрекают. Но забывают при этом, что православие сильно кровью мучеников. А сколько их было в ста­линские и не только в сталинские, но и последующие годы. По документам 50—80-х годов, Сахалин и Курильские острова относились к тем регионам страны, где в результате усилий партийно-советского аппарата поддерживалась от­носительно «благоприятная религиозная обстановка». Это означало, что на территории области в этот период не было ни одной официально зарегистрированной религиозной организации*. По данным на 1966 год в городах и районах обла­сти имелось только 130—135 человек, принадлежавших к секте евангельских христиан-баптистов. Их небольшие груп­пы действовали в городах Южно-Сахалинске, Александровске, Корсакове, Холмске и в некоторых других населенных пунктах (39).

_________________________________________________

* С 1937 г. по 1960 г. в области числилась только одна зарегистри­рованная религиозная организация — община евангельских христиан-баптистов в г. Александровске-Сахалинском, но ее деятельность была за­прещена решением горисполкома № 99 от 29 марта 1960 г.

________________________________________________

Все попытки баптистов легализировать свою общину встречали всяческое противодействие. Бесполезными оказа­лись и их обращения в Совет по делам религий при Совете Министров СССР, который 10 апреля 1969 года, по предло­жению Сахалинского облисполкома, принял, постановление об отказе в регистрации общества евангельских христиан-баптистов, в связи «с допускаемыми его учредителями нарушениями законодательства о культах» (40). Уже сейчас, про­анализировав многочисленные документы по этому поводу, можно заметить, что все «нарушения» баптистов состояли в стремлении следовать христианским заповедям и попыткам проводить открыто свои богослужения.

На положение религиозных организаций в области оказы­вал влияние и ряд других факторов. В частности, пограничный режим и система пропусков зачастую использовались властями в проведении антирелигиозной политики. Нам не удалось обнаружить сведений о посещении Сахалинской об­ласти представителями духовенства Русской Православной Церкви, ибо в тех условиях это едва ли было осуществимо. Все это, несомненно, сказывалось на положении православ­ных верующих. И хотя на Сахалине и Курилах их насчитывались тысячи, но в то же время их как бы и не существова­ло, поскольку не было здесь православных церквей. Такое положение в общем-то устраивало местные власти, но не могло устраивать людей.

Многие сахалинцы и курильчане, следуя традициям и ка­нонам православия отмечали в кругу близких христианские праздники, соблюдали некоторые обряды. Выезжая на мате­рик во время отпусков, жители области посещали православные храмы, участвовали в богослужениях, старались испол­нить те обряды, которые в условиях Сахалинской области осуществить они не могли: крещение, венчание, панихиды по усопшим и другие. Конечно, трудно сказать, насколько рас­пространенным было это явление. Сейчас это можно было бы установить путем простого социологического опроса, но в те годы люди, как правило, не афишировали такие поступки, бо­ясь преследований. Для опасений имелись веские основания, ибо в СССР действовала тотальная система доносительства. Так, например, в 1970—1975 годах жителями Сахалинской области было совершено 215 обрядов крещения детей в пра­вославных храмах. «Сигналы» о каждом из этих случаев по­ступили из 20 областей и краев РСФСР (41). В 1975—1979 годах за пределами области зафиксировано еще более 100 случаев крещения детей сахалинцев и курильчан. Эти сведе­ния далеко не полные: за 1979 год информация поступила только из трех областей Российской Федерации (42).

Уполномоченный Совета по делам религий направлял по­лученную информацию городским и районным исполкомам, «для принятия мер» по месту работы или учебы тех, кто ре­шился переступить порог церкви для совершения обрядов. Следствием этого были обычно партийные и комсомольские взыскания, нудные проработки на профсоюзных собраниях, невозможность продвинуться по служебной лестнице, а то и просто насмешки и издевки. Все это заставляло людей таить­ся, прятать веру в глубине души и одновременно делало все более очевидным для миллионов наших сограждан миф о ду­ховной свободе общества «победившего социализма». По­этому трудно назвать общее число жителей области постра­давших за религиозные убеждения в эти годы. Преследования хотя и носили завуалированный характер, но они все-таки были. Об этом, в частности, свидетельствуют материалы «персонального дела» Ю.Н.Лагунова, работавшего началь­ником отдела Управления тралового флота в городе Невельске. В апреле 1974 года Невельский горком КПСС исключил его из партии «за веру в бога и совершение религиозных об­рядов, несовместимых с марксистско-ленинским мировоззрением». Проступок этого коммуниста с тридцатилетним ста­жем состоял лишь в том, что он имел Евангелие, носил на шее крестик, молился дома и в служебном кабинете, а в день, рождения жены дарил ей книги с надписью: «С богом...». (43).

Сторонники православия составляли основную часть ве­рующих среди сахалинцев и курильчан. Но отсутствие в об­ласти православных храмов и священнослужителей давало «о себе знать. Среди населения более заметное распространение получило сектантство, особенно в «застойные», 70— 80-е, годы. По данным за январь 1986 года на территории Сахалинской области фактически существовали сектантские религиозные общества и группы евангельских христиан-баптистов, пятидесятников, адвентистов 7-го дня, иеговистов («свидетелей Иеговы»). Только в Южно-Сахалинске дейст­вовало три религиозных объединения сектантов, имевших свои молитвенные дома (44).

Баптизм, евангельское христианство, адвентизм и другие секты с их упрощенной церковной организацией и обряднос­тью, отвержением икон, церковных таинств и многих хрис­тианских праздников в тех условиях более успешно конкури­ровали с Православной Церковью, обретая все новых и но­вых приверженцев. Едва ли это явление можно считать осо­бенностью Сахалинской области, так как усиление позиций сектантства характерно было для многих регионов страны. Однако необходимо признать, что и в последние годы на Са­халине и Курилах этот процесс протекает особенно активно, получая мощную моральную поддержку и материальное со­действие многочисленных миссионерских организаций, пре­жде всего из Южной Кореи и США.

Несколько лет назад, когда в связи с переменами в об­щественной жизни страны пали многие гласные и негласные запреты, сковывавшие деятельность Русской Церкви, началось движение к духовно-нравственному возрождению народа. По всей стране, еще носившей название СССР, стали воз­никать новые православные приходы, началось восстановление порушенных храмов и возрождение монастырей. Но Са­халинская область еще некоторое время оставалась в стороне от этих процессов. В конце 1987 года в Совет по делам религий при Совете Министров РСФСР обратилась работ­ница совхоза «Охинский» Р.А.Призванная, которая от име­ли 70 человек, исповедовавших православие, просила разре­шение на открытие церкви в городе Охе. После переписки с Москвой и проведения нескольких бесед с верующими, Охин­ский горком КПСС и горисполком пришли к выводу, что «необходимости в строительстве православной церкви в горо­де Охе нет» (45). Примечательно, что решение это появилось в разгар перестройки, накануне тысячелетия крещения Руси, широко отмечавшегося в стране.

Но глубокие преобразования в общественно-политической жизни нашего общества неизбежно вели к развалу тоталитарной системы и изменениям в духовно-нравственной сфере.. После долгих лет фактического запрещения и всяческих препятствий в Южно-Сахалинске наконец-то была воссоздана православная община. Первые месяцы ее существования совпали со временем, когда в Русской Церкви совершалось особое прославление девяти святых, причтенных к лику святых на соборе 1988 года, в ходе празднования тысячелетия крещения Руси. Среди них была и Ксения Петербургская, почитаемая среди православных за святость жизни, проявившуюся в глубокой любви к ближним, в смирении, терпении, кро­тости и прозорливости. Тогда же с благословения управляю­щего Дальневосточной епархией епископа Гавриила приход, в Южно-Сахалинске стал именоваться в честь Блаженной Ксении (46).

Снятие каких-либо ограничений в религиозной деятель­ности сразу выявило действительное отношение многих ты­сяч жителей Сахалина и Курильских островов к Православ­ной Церкви. По их инициативе, наряду с приходом Блажен­ной Ксении, в 1989—1991 годах образовались и начали дей­ствовать приходы Преподобного Сергия Радонежского в городе Охе, Покрова Божьей Матери в городе Корсакове, Свя­тителя Николая Чудотворца в городе Холмске, Святого Илии Пророка в поселке Тымовское, Благовещенский приход в го­роде Шахтерске Углегорского района. Общины православных верующих созданы также в Ногликском, Долннском, Макаровском, Курильском, Южно-Курильском районах, в ряде на­селенных пунктов Сахалинской области.

Но восстановление церковной жизни на Сахалине и Курильских островах столкнулось с серьезными трудностями. Не хватает священников для возникающих новых приходов. Из-за недостатка помещений, или средств на их аренду, нет возможностей организовать хотя бы в крупных населенных пунктах, воскресные школы для детей. Но самая главная проблема — это отсутствие церковных зданий. Несколько мо­лельных домов, ютящихся в частных домах или же приспособленных и весьма убогих помещениях, конечно же, нельзя считать выходом из положения. Они не могут вместить всех желающих посетить храм. Еще труднее осуществлять в та­ких условиях богослужения в соответствии с традиционной православной обрядностью, которая, как известно, представ­ляет нечто единственное во всем христианском мире по сво­ей торжественной красоте и многообразию.

В начале 1992 года в городе Южно-Сахалинске началось строительство храма Воскресения Христова. Автором проек­та будущего собора является архитектор С.М.Миченко. Проект храма выполнен в древнерусской традиции, с использованием композиционных приемов восходящих к архитекту­ре Новгорода. В стилистических характеристиках архитек­турных форм храма, автору удалось выразить современное отношение к богатейшему культурному наследию зодчих древней Руси.

В пригороде Южно-Сахалинска поселке Хомутово отве­ден земельный участок под строительство церкви в честь Блаженной Ксении Петербургской. Проект этого храма так­же разработан С.М.Миченко. Он выполнен в традиции так называемого «русского стиля», популярного в отечественной архитектуре 80-х годов XIX века. Удачное сочетание элементов «модерна» в декоре фасадов с композиционными приема­ми «русского стиля» позволило автору найти новые профес­сиональные решения в традиционной для этой архитектуры стилистике.

Возможно, со временем эти храмы станут украшением Южно-Сахалинска, города почти не сохранившего своей исторической застройки и потому крайне бедного в архитектур­ном отношении.

Храм Вознесения Христова заложен в одном из живо­писных мест областного центра, при пересечении Коммунистического проспекта и улицы Комсомольской... Два года назад, в августе 1990 года, место для будущего храма освя­тил митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Не­чаев). К сожалению, строительство, едва начавшись, тут же застопорилось из-за нехватки финансовых средств. Будет обидно, если возведение собора в Южно-Сахалинске примет характер обычного долгостроя, в лучших традициях недавно завершившейся эпохи «развитого социализма».

В ряде городов и сел области также готовятся к строи­тельству церквей. Собираются народные средства на эти це­ли. Можно надеяться, что через несколько лет мы увидим результаты этих усилий. Пока же приходы на Сахалине и Ку­рилах находятся примерно в тех же условиях, в каких более ста лет назад начинали здесь свою деятельность преосвящен­ный Иннокентий, отец Симеон Казанский, отец Ираклии и другие подвижники православия.

Крах коммунистической идеологии, сопровождающийся резким экономическим упадком и распадом советской стра­ны, вызвал у многих людей глубокий духовный кризис. В поисках идейной и нравственной ориентации миллионы на­ших соотечественников вновь открывают для себя наследие многовековой российской культуры и в ней христианской ве­ры, как основной несущей силы.

Эпоха тоталитаризма была страшна не только массовым террором 20-х — начала 50-х годов, но и разрушением нравственных устоев жизни народа, продолжавшимся десятиле­тиями. Именно утверждение и сохранение этих устоев Российская Церковь всегда почитала своим главным долгом. Эта обязанность остается за ней и в наши дни, когда Россия переживает период очередной ломки общественных отноше­ний. Православие сегодня — это выверенный тысячелетним опытом путь сохранения социальных связей и исторического лица нации.


ПРИМЕЧАНИЯ

Глава I I I

1. Дальсовнарком (1917—1918 гг.): Сб .документов. – Хабаровск, 1969. — С. 86.
2. Победа Советской власти на Северном Сахалине (1917-1925 гг.): Сб. документов. — Южно-Сахалинск, 1959, — С, 11,
3. Там же. — С. 92—93.
4. Социалистическое строительство на Сахалине (1925 – 1945 гг.).: Сб. документов. — Южно-Сахалинск, 1967. — С. 24.
5. ГАСО. — Ф. 22. — Оп.1. — Д.15. — Л. 62.
6. А. Мосякин. Продажа// Огонек. — 1989. — № 7 — С.16-17.
7. ГАСО. — Ф.265. — Оп.1. - Д. 1. — Л, 1-1 об,
8. СЦДНИ. — Ф. 2. — Оп.1. — Д. 30. — Л. 8 об.
9. ГАСО. — Ф. 267. — Оп. 2. — Д. 4. — Л. 139.
10. Советский Сахалин. — 1927. — 16 январи. — С. I,
11. ГАСО — 267. — Оп. 2. — Д. 6. — Л. 30.
12. СЦДНИ. — Ф. 2. — Оп.1. - Д. 30, - Л.8.
13. Обязательное постановление Сахалинского ревкома № 4 от 6 фев­раля 1926 года// Советский Сахалин. - 1926, — 21 февраля. — С.1.
14. Д. Работа ЗАГС на Сахалине// Советский Сахалин. — 1926. —18 февраля.
15. Цит. по: В.Е.Титов. Православие. — М.. 1974. — С, 105.
16. Культурное строительство на Дальнем Востоке (1917—1941 гг.).: Документы и материалы. — Владивосток, 1982
17. СЦДНИ. — Ф. 2. — Оп. 2.— Д. 1.- Л.12.
18. Там же. — Л. 52.
19. ГАСО. — Ф. 1038. — Оп. 1. - Д. Г.. — Л.136.
20. Цнт. по: Культурное строительство на Дальнем Востоке (1917—1941 гг.): Документы и материалы. — С. 257.
21. ГАСО. — Ф. 1038. — Оп. 1. — Д. Б. — Л. 136.
22. Там же — Л. 187.
23. СЦДНИ. — Ф. 2. — Оп. 2. — Д. 44. — Л. 15.
24. ГАСО. — Ф. 1038. — Оп. 1. — Д. 5. — Л. 191.
25. В.Г.Крыжина. Маяк Жонкиер с колоколом// Материалы к Своду памятников истории и культуры Сахалинской области. — Южно-Сахалинск, 1982. — С. 31—32.
26. ГАСО. — Ф.265. — Оп. 1. — Д.16. — Л.52—53.
27. Культурное строительство на Дальнем Востоке (1917—1941 гг.).: Документы и материалы. — С. 304—306.
28. СЦДНИ.— Ф.2.— Оп.2.— Д.97.— Л.7.
29. Там же.— Ф.4.— Оп.1.— Д.6.— Л.102.
30. Там же. —Л.76—77.
31. А.М.Пашков. Боль и память. — Южно-Сахалинск, 1990. — С. 5.
32. А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. — Т. 2. — М., 1990. — С. 22.
33. Ю. Орлик. Новые документы о расстреле 15000 польских военно­пленных органами НКВД// Известия. — 1992. — 3 апреля. — С. 3.
34. М. Войнилович. Дело СУ — № 3246 (Жизнь и смерть комбрига Дрекова). — Южно-Сахалинск, 1991. — С. 88.
35. ГАСО. — Ф. 53. - Оп. 1. — Д. 102. — Л. I об.
36. Там же. — Д. 81. — Л 2.
37. Там же. — Л.11—15.
38. Там же. — Д.78. — Л. 8—70.
39. Там же. — ф. 1142. — Оп. 1. — Д. 1.- Л. 42
40. Там же. - Д. 2. - Л. 40
41. Там же. - Д. 8. - Л. 131; Д. 9. - Л. 148, 160.
42. Там же. — Д. 12. — Л. 58, 64.
43. СЦДНИ. – Ф. 48. – Оп.16. – Д.252. – Л.61
44. ГАСО. - Ф. 1142. - Оп.1. - Д. 22. – Л.45
45. Там же. - Д. 26. - Л.33; Д.27.- Л.1.
46. Иеромонах Ионофан. Путь к храму // Свободный Сахалин. – 1990. – 6 декабря. –С.8; он же. Покровительница Сахалина.: Житие Блажен­ной Ксении Петербургской// Литературный Сахалин. – 1991. Июль. – С.16

Список сокращений


ГАСО — Государственный архив Сахалинской области.

ГАТО — Государственный архив Тверской области.

СЦДНИ — Сахалинский центр документации новейшей история.

РГИАДВ — Российский государственный исторический архив Дальнего Востока.

Источник: сайт Свято-Покровского мужского монастыря.