Площадь у Спасского храма. Рассказы о войне

18.05.2010

День ясный, теплый, чистый. В Спасском храме закончилась служба. Музыка, шары, цветы, много цветов.
С колокольни Спасского храма вид открывается чудный: на площади Кирова готовятся к параду, у Вечного огня — почетный караул. Иван, звонарь храма тоже готовится. В этот день и звон должен быть особенным:
— На колокольне можно играть и звонить. Как сегодня буду звонить? В уставе церковном такого звона нет. Это просто будет быстрый, веселый разгонный праздничный звон для встречи наших ветеранов, которые пройдут к вечному огню и для проводов их на сам парад. Это будет полная импровизация с какими-то заготовками, которые сложились в самом жизненном опыте звонаря. Буду звонить только сам, потом, как позвоню, хоть целый день могут все звонить! У нас такая традиция на 9 мая можно звонить весь день.
Даже представить сложно, что пацаны, такие же молодые как мы — воевали! Мы там в этих компах сидим. Школы, университеты… А тогда они по 300 км шли с автоматами, не ели как следует месяцами. Представить трудно, а ведь еще и убивать людей… Вот мне кажется, я смог бы убить врага, если нужно.
Их все меньше, тех, которые 65 лет назад возвращались со всех фронтов. Но слез и воспоминаний меньше не становится. В этом году особенно много встречалось тех, кто не воевал, но о войне знают все. Дети войны… Особенные дети. В детстве у них не было детства.

Малышев Юрий Петрович казак Иркутского казачьего войска:
— Мне было 14 лет, когда война началась. Не охота вспоминать, тяжело было… Мы в школе учились, после занятий нас в Хомутово возили собирать колоски, брюкву, турнепс. Все это сдавали в колхоз, а после ходили на вокзал, с вагонов воровали жмых. Кушать-то надо было. Солдаты-охранники нас, пацанов, щадили, не трогали, только пугали. А участковые нам поручали ходить по домам. Вечерами ходили, стучали, напоминали, чтоб на окнах кресты из бумаги наклеивали. Я после учебы помогал мамке делать мины, здесь на 5–ой Армии. Я бы не сказал, что голодно было, но все жили на «подтяжке». В школе кормили нас, старались, где и брали что? Даже пончики давали, вот это даже особенно запомнилось! А так, конечно, в основном хлебушек по карточкам. Нас всех по разным школам распределили, а в 42-ом много было раненых, школы были все забиты, там госпитали были, и мы учились в три смены. Мы были дружные, участковых мы знали всех, они приходили к нам на улицу и говорили: «Пацаны, скажите, не появился кто чужой на улице?» Мы уже сообщали, если кого замечали. А в центре все было: и воровали, и карманники были. Но беспредела не было. И не дай Бог, кто обидит пожилого, мы за это дело прямо лупили таких! Отец мой не воевал, его не взяли, списали, ноги больные были. Еще помню хорошо, что на столбах в городе висели рупора, и как только сводки Совинформбюро передавали, на улицах собирались толпы, слушали. Дома ни у кого не было приемников, запрещалось их иметь. В начале войны храмы закрыты были, открыли их в 43-ем, это я хорошо помню. Как только на ул. Ленина храм открыли, мы прямо всем классом в эту церковь сразу пошли, так я до сих пор в нее хожу.
И, конечно, День Победы помню. Мы как раз из школы шли, первых попавшихся целовали, поздравляли! У кого что было, угощали, а военные в гарнизоне стреляли!
Я хочу поздравить наших ветеранов, которые добыли и для нас, пацанов того времени, победу и для всех. Пускай ветераны живут, а молодые пусть знают, что благодаря всем им, мы остались живы, и осталась Россия, а так бы смяли нас.

Нина Иннокентьевна:
— Мы жили в Тюменской области, когда началась война. Папа был на фронте, два брата. Помню, как мы с мамой их ждали. Брат Георгий пришел больной, после войны от ран скончался. А с нами связь какая была? Полевая почта, треугольнички такие, все мы их так ждали! Папа на всех фронтах побывал… Было тяжело, мама работала в колхозе, брат младший помогал, я-то совсем была небольшая. Кушать нечего было, где очисточки, когда крапивочка. Потом переехали в Иркутск. Здесь уже и папа вернулся, и братья. Этот день в памяти всегда остается. Брат старший писал: «Мамочка, благослови! Твое благословение меня от пуль ограждает!» Брат, когда вернулся с войны, говорил, что бомбы летят, стреляют, а они молятся, как могут. Своими словами: «Спаси, Господи! Спаси нас, Матерь Божия! Помоги нам всем!» Брата Георгием звали, он и к своему святому тоже призывал. И знаю, что в 45-ом году Пасха была на день Георгия Победоносца! Церкви в нашей деревушке не было, дома все молились. Иконочки были маленькие, книг не было, в душе просили… Взирали очи свои к Господу, просили помощи. Нас, маленьких, тоже учили, и мы молились, как могли. И ведь в этой беде объединились все, не было вражды.

Анна Ивановна Матухина. Пришла с внучкой Инной и правнучкой Юлей:
— Приехали мы в Сибирь из Казани. Когда война пришла, мы в колхоз работали, в Боханском районе. Мне было 14 лет. Днем жали серпом вручную, а вечером молотили на комбайне. И в школе училась. Мой родной брат воевал под Смоленском, он вернулся живой, но были перебиты ноги, поэтому после войны работал в шахте, выдавал взрывникам динамит, ходить не мог. А двоюродные братья погибли. Отец был в годах, - его не взяли. Так втроем остались: я, мать и отец. Работали, огород был большой, картошки было много, колоски собирали, мы не голодали. А фронту все тогда помогали. Мать вязала рукавицы, носки. Мы по два-три куля чистили картошки, в печке сушили, отправляли на фронт. Все в деревне помогали фронту. А когда война кончилась, я уже училась в районе. Объявили. А брат еще год был в госпитале, не мог ходить, но мы не знали, что он жив. А мать молилась! Утром и вечером. Помню, что мы с девчонками жили в общежитии. Вдруг подходит машина бортовая, там сидят солдаты. Один выходит, идет по коридору, мою фамилию назвал. Смотрю – брат уже идет не на костылях! А мать рассказывала до этого, еще в деревне видит сон: двери из сени отворились, и заходит старик и говорит: «Не плачьте, молитесь, ваш сын живой придет. С девушкой и с мужчиной». Мать проснулась, лампу керосиновую привернула - никого нет! И вот мы потом к матери приехали: я брат и еще один мужчина из нашего села. Прямо, как ей во сне это старик сказал! Она и не знала, кто это к ней приходил, говорит, что был старик седой и с палкой. Может святой какой? А молиться-то нам и негде было, церкви не было нигде рядом, просто свои иконы были у матери. У нас были пчелы, она свечечки свои делала, молилась. Знаете, мы там все так дружно жили! Замков не было. У нас вот были пчелки, немного, три улья. Накачает отец меду, мать понесет, кто где заболеет, и так, кто придет, всем давали. И никогда денег не брали, просто так давали. И никто не ругался. Ни своя семья, ни с соседями. И не пили у нас там, а то на что было пить? Денег же не было! Сегодня День Победы, я с самого утра реву, плачу, плачу… У нас ведь там в селе так много народу погибло! У нас одна женщина, матери подруга говорила: «А у меня Сережа служит на печке…» Не могла поверить, что сын погиб.
Инна, внучка:
— Мы свою бабушку любим, у нее двое внуков, четверо правнуков. Бабушка нам много про войну рассказывала, с детства ее рассказы помню. Как, самолеты летали так, что небо не видно было… Страшно, конечно. Как письма ждали. Нелегко тоже было, хоть и не было здесь, в Иркутске, немцев. У нас родственники в Ленинграде всю войну жили, там конечно, страшно было. А бабуля наша добрая, так в ней эта доброта и осталась. До сих пор всех вареньем угощает: и продавцов в магазине, и соседей, и врачей в поликлинике. Вот ей уже девятый десяток, с правнуками водится гладит, с утра с собакой гуляет, варит нам. Трудолюбивая она у нас, и даже на даче работает до сих пор. А она ведь даже нигде кроме Иркутска не была, ничего не видела, всю жизнь работала, все отдала.

Клавдия Дмитриевна Дегтярева:
— Я в военно-топографической службе работала в 44-ом - 45-ом годах, сразу из школы. У меня и за Германию и за Японию есть награды. Сама иркутянка. Нашей части уже 75 лет, встречаемся… И после войны все хорошо сложилось - два сына, причем хорошие. Нет, мы и не думали, что немец сюда придет, но здесь Япония ближе. Мы в части собираемся, встречаемся. Всем было тяжело: и в тылу и на фронте… Ко всему привыкаешь, всегда ждешь лучшего. Я жила с матерью и отчимом. Его проводили, он уже с вещами ушел, а потом смотрим - возвращается! Здесь по брони оставили, на грузовой машине работал. Время было тяжелое, но не страшное, как сейчас. Сейчас ведь и своих порой боятся, а мы детьми рано с 5-6 часов утра уходили в лес за грибами, ягодами, почему и выжили. И не боялись в лес ходить, хоть и детьми были, собирались несколько ребятишек и уходили. И родители нас спокойно отпускали на целый день. Ягодки, корешки выкапывали ели.
Екатерина Ефимовна Карнаухова:
— Всю войну в деревне… В Братском районе. Семнадцать мне было, когда война началась эта проклятая! На все село два мужика и было: один — со вставным глазом, другой - с одной ногой. Один был председателем сельсовета, другой — председатель колхоза. И мы ишачили! Почти как мужики пахали! Сеяли, лес валили. А на лесоповале на коленках пилили. Сядешь на коленки перед сосной, а ее охватить невозможно. Сидишь и плачешь. А морозы, холодно! Одежда заледенеет коркой, в барак придем, а там народу уже много, все места у печки займут взрослые, а мы, молодые, остаемся, одежду высушить не можем. Утром встаем сырые, пока до лесу дойдем - опять все заледенеет. Столько слез перелили, ужас! Лес в Братск возили, там дальше сплавляли. Это все наши руки делали, теперь болят руки и ноги. Еды-то не было вдоволь. Хлеб часто вымерзал, собирали мало. Отсортируем. Добрый — государству сдаем, а нам – одни отсечки, да трава зеленая. Крапива, одуванчики все, что где росло. Вот это и ели. А потом колоски насобираешь, намнешь - намнешь, нальешь кипяток, распаришь, вот и вся еда. Зато дружно жили, кого было делить? Встали - пошли работать, в 7 уже на луга, на поля, чтоб по росе выкосить, побольше выжать, и все руками, техники-то не было никакой... Все здоровье там оставила! Ребят не было, ребят наших годов всех забрали. А вернулось совсем мало мужиков! В одном доме четверо ушло, и ни один не пришел… У меня два дяди не вернулись, отец ушел на войну, потом заболел почками, опухать стал, его отпустили. Я парня своего на фронт провожала, семь лет его ждала, а он пришел больной. А мне не сознался, я бы знала, что он такой, может и не пошла бы за него, он пожил всего года два и помер. Дети были, но дочка умерла, сын тоже, а последышек осталась, я с ней живу в Иркутске теперь. С праздником-то вот нас, тружеников тыла, только теперь и стали поздравлять, а то все забывали. А как все вспомню, так всю трясет. Вот сюда еле дошла…

Алина, Мария — школьницы сегодняшнего дня:
— На уроках истории пока мы не проходили эту войну. Пока изучаем историю 19 века. За нашим классом закреплены два ветерана, мы их часто навещаем, и они к нам в школу приходят. Мы знаем, что наша 11-ая школа была госпиталем во время войны. В школе все это знают, в музее записи есть… И сюда мы не просто так приходим с шариком к 9 мая. Это наше прошлое и его надо помнить. У меня бабушка с дедушкой были детьми в войну, им было 9-10 лет, для них это было тяжелое детство, это в семье все знают.
— А молодежь иногда говорит, что лучше бы немцы победили…
— Ой! Нет! Ни за что! Тут мы патриоты до мозга костей!
— Это очень важно. Это наше прошлое и его надо помнить.
— Нет- нет! Как представим, что немцы бы победили...

Молодые люди дарят цветы ветеранам, благодарят за победу, желают здоровья. Ветераны благодарят и отвечают:
— Не дай Бог вам всего того, что пережили мы. Этот день нам дался очень тяжело.

Екатерина Сергеевна Вдовина. Тамара Кузьминична Никулина:
— В колхозе в Тюменской области жили. Мне тринадцатый год пошел. И работали только дети и женщины. Мужчин сразу всех забрали. Когда война началась, мальчишки семнадцатилетние сразу в военкомат побежали, на войну проситься. Не взяли — несовершеннолетние. А вот, когда им через год пришли повесточки, тогда уже все плакали! Тогда уже со слезами ехали. И ни один не вернулся! В нашем поселке ни один молодой человек не вернулся! Да и пожилые тоже. А мы вот и работали, работали… В колхозе. Мальчики, кто постарше — к станкам, девочек - в Тобольск на лесозаготовки. Лебеду ели. Держали коров, но все было надо сдать государству. Овечек держали, заколол - шкуру сдай, мясо сдай. Мы в колхозах были вообще бесправны.
— Мне 7 лет было, я в Иркутске всю войну была. Нас в школе как-то учили всю войну. Поначалу девочек отдельно от мальчиков, а потом всех вместе. Все хоть и голодно было, но учились хорошо. Не было, чтоб не хотели дети учиться. Наоборот, боялись, что исключат за плохие отметки или поведение, боялись, чтоб родителей не вызвали.
— 65 лет назад в такой же день мы в школу шли. У нас там был Ленинградский детский дом. Эвакуированные детишки с нами учились. И вот митинг тоже был по случаю Победы. Нас всех школьников собрали. Все плачут! Кто от радости, кто от того, что не вернулись к ним. А девочка одна, ленинградка, всем говорит: «Ну что вы так плачете? Я вот всех потеряла, и то не плачу...» А у самой слезы - рекой! Я это как сейчас помню!
— А я помню - яблони цвели, мы в этот день в школу в кофточках шли.
Такой вот день. Здесь всегда встречаются дети, молодежь. Разная. А разница между ними в этом году всего-то 65 лет!
Источник: сайт Иркутской епархии.

Общество