Критерий каноничности при формировании канона Священных Книг Нового Завета

28.09.2010

В наше время православному христианину нередко приходится сталкиваться с различного рода сектантами, указывающими на то, что учение Православной Церкви якобы не соответствует Священному Писанию. В подтверждение этого положения они приводят множество цитат из книг Нового и Ветхого заветов, стараясь смутить и запутать своего православного оппонента. Так вели себя еретики во все времена, и об этом есть весьма красноречивые и остроумные свидетельства святых первых веков христианства. Так, прп. Викентий Леринский пишет: «Возьми сочинения Павла Самосатского, Прискиллиана, Евномия, Иовиниана и прочих заразителей, и ты увидишь в них несчетное множество свидетельств, увидишь, что в них нет ни одной почти страницы, которая не была бы подкрашена и расцвечена изречениями из Нового или из Ветхого Завета… Они знают, что зловония их никому не могут скоро понравиться, если будут испускать пары в том виде, каковы они есть, и потому орошают их ароматом глаголов небесных, дабы тот, кто легко мог бы презреть заблуждение человеческое, не легко отвернулся от вещаний божественных»¹.

К сожалению, порой православные христиане не могут достойно ответить на подобные уловки, следствием чего могут быть сомнения в вере и даже совращение в различные сектантские организации. Происходит это потому, что часто у людей отсутствует понимание того, как же на самом деле соотносятся Священное Писание и Священное Предание, что, в свою очередь, базируется на незнании истории Церкви и истории формирования канона книг Нового Завета. Безусловно, наиболее значимым здесь является вопрос о том, кто составлял этот канон и о том критерии, который при этом использовался. Человек, обладающий знаниями в этой области, легко поймет, насколько абсурдна сама постановка вопроса о том, может ли учение и жизнь Церкви противоречить Священному Писанию, и, если и не сможет переубедить сектантов, не желающих слышать, думать и понимать, то, по крайней мере, избавит самого себя от колебаний в вере. Поэтому каждому православному священнослужителю необходимо хорошо разбираться в этих вопросах и стараться делать все для того, чтобы донести эти знания до своей паствы.

Прежде всего, приступая к рассмотрению вопроса о критерии каноничности при формировании канона Священных Книг Нового Завета, необходимо сказать, что этот процесс длился не одно столетие и испытывал влияние различных факторов, прямо или косвенно определявших вектор его развития. Канон книг Библии формировался параллельно в разных областях христианского мира, и в каждой из них этот процесс имел свои особенности, которые зависели от географического положения местности, истории появления и укрепления в ней Церкви, религиозных и культурных характеристик, присущих специфически жителям именно этого региона ойкумены.

То положение, что книги, ныне входящие в состав Нового Завета, были написаны в I в. по Р. Х., постулируется нами как аксиома, несмотря на многочисленность сомнений в этом западных, и, в первую очередь, протестантских ученых. Основанием этому служит авторитет Святой, Соборной и Апостольской Церкви, установившей авторскую принадлежность этих книг святым апостолам, о Которой Сам Господь говорит в Евангелии, что Дух Святый наставляет Ее на всякую истину (Иоан.16:13). Тот же аргумент, что та или иная из обсуждаемых книг не упоминается в ранних христианских памятниках, не может служить прямым доказательством позднего ее написания.

Несколько иначе выглядит положение дел относительно статуса этих книг в то или иное время – насколько авторитетны они были в различных Церквях, и как происходило их вхождение в состав канона. Именно к этому вопросу и относится все сказанное выше о постепенности формирования канона и о различных влияниях, которые испытывал на себе этот процесс.

Необходимо сказать, что вопрос о каноне возник не сразу. Если смотреть взглядом историка, то становится очевидным, что в течение определенного периода времени он не мог возникнуть просто потому, что в Церкви еще не существовало каких бы то ни было книг, претендовавших на вероучительный авторитет. Эти книги появляются в течение I в. и сразу занимают важное место в жизни христианских общин – их читают на евхаристических собраниях, что свидетельствует о чрезвычайно высокой их оценке со стороны христиан, так как первоначально на богослужении читались лишь ветхозаветные писания, авторитет которых не подлежал сомнению. Св. Иустин Мученик около 150 г. по Р. X. Пишет: «В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков».² Чтение новозаветных книг здесь описывается как явление для литургической жизни христианской общины обычное, а это говорит о том, что такой обычай появился не позже, чем в конце I или начале II в.

Столь высокий авторитет этих книг был обусловлен их авторской принадлежностью апостолам, которые являлись основателями христианских общин во многих городах и воспринимались их членами как свидетели жизни Спасителя и непогрешимые провозвестники Его Евангелия.

Постепенное увеличение количества новозаветных писаний и их необычайно высокое значение среди христиан явились причиной того, что вскоре стали появляться произведения, надписанные именами апостолов, но в реальности им не принадлежащие. Свидетельства об этом мы можем найти уже в самих книгах Нового Завета: ап. Павел в послании к фессалоникийцам призывает их «… не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов» (2 Фесс.2,2). Этот текст недвусмысленно указывает на то, что апостол Павел знал о некоем послании, написанном от его имени. В другом месте этого же послания мы видим, что он пытался защититься от подделок посредством собственноручной подписи своих посланий: «Приветствие моею рукою, Павловою, что служит знаком во всяком послании; пишу я так» (2 Фесс.3,17). Однако такие книги продолжали появляться, принимались отдельными Церквями как апостольские и читались в качестве таковых на богослужении.

Кроме того, сразу же после книг, ныне входящих в состав Нового Завета, возникает и иной род христианской письменности – писания мужей апостольских, т.е. мужей, бывших непосредственными учениками апостолов. Эти писания также имели весьма высокий авторитет, читались христианами в богослужебных собраниях и частным образом, переписывались и впоследствии также претендовали на вхождение в канон. Так, историк Евсевий Кесарийский приводит в своей «Церковной истории» отрывки из письма Дионисия, епископа Коринфского, епископу Римской Церкви Сотеру: «Сегодня святой день Господень, и мы прочитали ваше Послание; будем всегда читать его в наставление себе, как читаем и то, которое послал нам еще раньше Климент»³. Из этого отрывка можно видеть, что на богослужении читались не только писания мужей апостольских, но и послания отдельных авторитетных епископов. Необходимо отметить, что эти книги также не избежали фальсификаций. Так, например, известны несколько произведений, приписываемых св. Клименту Римскому, но ему не принадлежащих, получивших название псевдоклиментинов.

Такое количество письменных источников, имеющих весьма высокий авторитет и оказывающих влияние на умы христиан, и, однако же, нередко кардинальным образом противоречащих друг другу, вскоре необходимо вызвало вопрос о том, какие же книги действительно являются подлинным апостольским и отеческим наследием, а какие – подлогом и фальсификацией, искажающими Евангелие Спасителя. Безусловно, вопрос этот появился не одновременно во всех Церквях как проблема общецерковная, а в каждой отдельной области возникали сомнения относительно тех или иных книг, вызывавших сомнения у предстоятелей Церквей или рядовых членов христианских общин.

Общей причиной таких сомнений служило несоответствие содержания отдельных книг церковному учению, однако как частности можно рассматривать те ереси и доктрины, приверженцами которых были написаны попадавшие под сомнение книги. Характер этих учений определял направление оценки претендующих на вероучительный авторитет книг и те векторы развития религиозной мысли, которые отвергались критически подходившими к этому вопросу епископами и соборами, составлявшими для отдельных Церквей или областей списки книг, предназначенных для чтения на богослужении. Иногда причиной отвержения книг, которые позже были приняты в канон, служило как раз наличие в них мыслей, схожих с еретическими, хотя, конечно, не заимствованных у еретиков. То же самое происходило с книгами, неверное толкование которых еретиками давало повод к соблазну. Иллюстрируя это историческое явление, Брюс Мецгер пишет, что из-за появления монтанистической литературы пророческо-экстатического характера «возрастало недоверие в Церкви к апокалиптической литературе, включая даже Откровение св. Иоанна Богослова. Некоторые отрицали еще и Послание к Евреям, поскольку монтанисты часто цитировали стихи 6,1-6»⁴.

Итак, с появлением новозаветных книг, патристической литературы и псевдохристианских писаний одновременно в разных областях Империи начинает формироваться канон книг Нового Завета. Необходимо сразу отметить, что этот процесс не мог происходить автономно, вне какой-либо организации, имеющей, притом, совершенно определенные религиозные воззрения. Той средой, в которой развивался канон, по вполне естественным причинам явилась христианская Церковь. Собственно, и понятие канона имело в первую очередь практическое значение: им определялось, какие конкретно книги могут и должны служить ориентиром веры Церкви и как таковые употребляться для назидания в вере и жизни Ее членами, читаться на общественном богослужении и частным образом.

Таким образом, сама сущность канона как явления определяет те критерии, которые должны были использоваться при его составлении.

Во-первых, назначение этого собрания книг для употребления на церковном богослужении подразумевало, что книга, претендующая на каноническое достоинство, должна иметь церковное происхождение. Притом, поскольку по статусу эти книги приравнивались к Ветхому Завету, что видно из вышеприведенной цитаты св. Иустина и множества других, то есть имели значение и авторитет Священного Писания, то и авторами их должны были являться люди, имевшие прямое общение с Богом. В случае Ветхого Завета такими боговидцами являлись пророки, во времена же Нового Завета – апостолы, как непосредственные ученики воплощенного Бога Слова и свидетели Его жизни, Крестной Смерти и Воскресения. Они же были первыми провозвестниками Евангелия, основателями христианских общин в различных городах и областях Империи, поэтому книги, написанные ими, гарантированно содержали в себе истинное благовестие Спасителя. На такую уникальность и безошибочность апостольского служения и благовествования указывает и сам апостол Павел в послании к галатам: «… если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал.1,8). Именно в силу такого положения апостолов в Церкви их писания сразу после появления приобретали непререкаемый авторитет, читались на богослужениях и распространялись среди христиан разных местностей.

Иллюстрацией того, что в качестве Священного Писания, аналогично книгам Ветхого Завета, воспринимались именно писания апостолов, может служить тот факт, что автор канона Муратори, рассуждая о достоинстве книги «Пастырь», указывает на недопустимость включения ее в канон по той причине, что она написана недавно, и следовательно, не может быть помещена «среди пророков, число которых доведено до полноты, или среди апостолов»⁵. Здесь понятие «пророки» тождественно Ветхому Завету, и таким же образом термин «апостолы» означает Новый Завет, указывая на авторство книг, входящих в его канон.

Кроме того, на решающее значение в вопросе включения или невключения в канон той или иной книги ее апостольского происхождения указывают нам и другие свидетельства ранних памятников христианства. Так, например, Папий Иерапольский, обосновывая достоинство Евангелия от Марка, который не принадлежал к числу двенадцати апостолов, пишет: «Марк был переводчиком Петра; он точно записал все, что запомнил из сказанного и содеянного Господом, но не по порядку, ибо сам не слышал Господа и не ходил с Ним. Позднее он сопровождал Петра, который учил, как того требовали обстоятельства, и не собирался слова Христа располагать в порядке. Марк ничуть не погрешил, записывая все так, как он запомнил; заботился он только о том, чтобы ничего не пропустить и не передать неверно»⁶. Отсюда видно, что Папий воспринимает как гарантию аутентичности Евангелия от Марка тот факт, что сам апостол Марк был переводчиком или секретарем Петра, а повествование последнего не может быть поставлено под сомнение как раз в силу того, что он слышал Господа и ходил с Ним, будучи одним из ближайших Его учеников.

Однако апостольское происхождение нельзя считать единственным универсальным критерием при отборе книг в канон Нового Завета. При исследовании источников можно обнаружить, что в некоторых документах первых веков в качестве канонических упоминаются и книги, не принадлежащие апостолам. Так, например, св. Ириней Лионский приводит такую цитату: «Хорошо говорит Писание: «прежде всего веруй, что Один Бог, все создавший и устроивший и все приведший из небытия в бытие. Он все объемлет, а Сам ничем не объемлется»⁷. Однако эта цитата взята из книги «Пастырь», автор которой Ерма не был апостолом, по крайней мере, из числа двенадцати, но при этом св. Ириней считает возможным приравнять ее к Писанию.

Кроме того, уже во втором веке, когда все апостолы окончили свои земные труды, сам вопрос о том, какая из книг принадлежит апостолу, а какая является подделкой, будь то гностической или какой-либо иной, стал достаточно проблематичным. К тому же, даже апостольское происхождение не гарантировало того, что в дальнейшем текст не был злонамеренно искажен еретиками. Есть множество свидетельств о подобной порче. Наиболее известным «исправителем» Священного Писания является гостик Маркион. Священномученик Илларион (Троицкий) так описывает его деятельность: «… Маркион… противопоставлял Христа и апостолов. Он убеждал своих учеников в том, что он достойнее доверия, нежели апостолы, и даже хвалился, называя себя исправителем апостолов. Для Маркиона лишь один Павел был истинным апостолом, а прочие – псевдоапостолы, так как они иудействовали в евангельской проповеди… Исходя из своих тенденциозных взглядов… Маркион отвергал целые книги и переделывал по-своему и те, какие оставлял»⁸. Более общее свидетельство о порче еретиками священных книг приводит Евсевий Кесарийский, цитируя коринфского епископа Дионисия: «Братья просили меня писать им послания; я и писал их, но апостолы диавола переполнили их сорняками: одно выбросили, другое прибавили – горе им! Не удивительно, что постарались подделать и Писание Господне, раз занялись и не такими важными»⁹. Отсюда видно, что подделка еретиками апостольских писаний, да и не только их, была для времени жизни Дионисия, которое определяется как 170 г., явлением привычным.

В такой ситуации необходим был другой критерий оценки достоинства претендующих на место в каноне книг. Его прекрасно описывает сщмч. Илларион (Троицкий): «Все рассуждения о противоречии Церкви Священному Писанию совершенно ложны и безбожны в самом корне. Дух Святый через св. апостолов написал для Церкви Священное Писание, но ведь тот же Дух Святый, по неложному обетованию Спасителя, и саму Церковь наставляет на всякую истину. Дух Святый един и неделим, вечен и неизменен, Он — Дух истины»¹⁰. Именно такая логика лежит в основе следующего, и, наверное, основного критерия при отборе книг в канон Священного Писания Нового Завета. Их содержание должно было полностью соответствовать учению Вселенской Церкви, Которая содержит неповрежденным и неизмененным Божественное Откровение, принятое Ею от Ее Божественного Основателя.

Здесь встает вопрос о том, как соотносятся между собой устная и письменная традиции передачи Евангелия. И действительно, первоначально благовестие Спасителя было передаваемо в устной форме, а уже потом некоторые из апостолов написали, по выражению св. Иринея, свои «воспоминания», о содержании коих, и, в первую очередь, собственного Евангелия, сам же евангелист Иоанн Богослов отзывается так: «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь» (Иоан. 21, 24-25). Эта цитата свидетельствует о том, что, хотя в правдивости и догматической верности содержания апостольских писаний не может быть сомнений, однако, из этого вовсе не следует, что они являются единственным верным источником знаний о жизни и учении Спасителя. Также и апостол Павел пишет в своем послании к фессалоникийцам: «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2 Фесс. 2, 15). Еще епископ Папий Иерапольский, время жизни которого определяется 70-140 годами по Р. Х., более высоко ценит устные источники, нежели письменные: «Если же приходил человек, общавшийся со старцами, я расспрашивал об их беседах: что говорил Андрей, что Петр, что Филипп, что Фома и Иаков, что Иоанн и Матфей или кто другой из учеников Господних; слушал, что говорит Аристион или пресвитер Иоанн, ученики Господни. Я понимал, что книги не принесут мне столько пользы, сколько живой, остающийся в душе голос»¹¹.

Безусловно, каждой вновь основываемой общине апостолы преподавали всю полноту Христова Евангелия, которое сохранялось в ней в дальнейшем, в первую очередь, Божественным действием Святого Духа. Зримым же проявлением этого провиденциального действия явилось установление церковной иерархии, представители которой старательно заботились о сохранении преподанного им апостолами благовестия в чистоте и неповрежденности. Эти главы христианских церковных общин, во-первых епископы, а потом и пресвитеры, в согласии со всеми членами Церкви, определяли перечень тех книг, которые были предназначены для чтения на богослужении. И руководствовались они в этом вопросе в первую очередь именно этим критерием: возможность признания книги Священным Писанием определялась тем, соотносится ли и соответствует ли ее содержание принятому Церковью от апостолов Евангелию.

В качестве иллюстрации такого отбора можно привести свидетельство Евсевия Кесарийского о епископе Серапионе, который отверг апокрифическое Евангелие Петра: «Составлена им и книга "О так называемом Евангелии Петра"; он написал ее, чтобы обличить это лживое "Евангелие" ради тех членов Росской Церкви, которые, ссылаясь на него, заблудились в учении, не согласном с Церковью… Он пишет так: «Будучи у вас, я… не прочитав "Евангелия", которое слывет у них Петровым, указал, что если это единственная причина вашего смущения, то читать его можно… Мы смогли достать это "Евангелие" от людей, признающих его, то есть от преемников тех, кто его вел и кого мы зовем докетами (в этом учении очень много их мыслей)… и нашли, что в нем многое согласно с правым учением Спасителя, а кое-что и добавлено, что и привожу для вас»¹².

В этом отрывке четко прослеживаются два положения: во-первых, епископ Серапион именно в силу своего иерархического положения определяет достоинство книги, претендующей на вероучительный авторитет и богослужебное употребление, во-вторых, критерием, который при этом употребляется, служит, в первую очередь, его соответствие «правому учению Спасителя», а причиной отвержения – наличие докетических мыслей. Таким образом формировались списки канонических книг, принимаемые отдельными Церквями, а в случаях, когда епископ, составляющий тот или иной список, являлся предстоятелем Церкви митрополии или наиболее авторитетным епископом в своей области, предлагаемый им список принимался во всем регионе.

Этот критерий, подразумевающий обязательное соответствие содержания книги учению Церкви, выразился в употреблении Святыми Отцами и церковными писателями специфических терминов для обозначения самого этого учения. Брюс М. Мецгер, указав на существование понятия «правило веры» (о κανών της πίστεως, regula fidei), приводит еще несколько таких терминов: «Кроме "правила веры" использовались и другие термины со сходным значением. Выражение "правило истины" (о κανών της αληθείας, regula veritatis) использовали Дионисий Коринфский, а затем Ириней, Климент Александрийский, Ипполит, Тертуллиан и Новатиан… Другая формула, которую можно найти только у греческих авторов и в работах, производных от их идей, выражается словами "церковный канон" или "канон Церкви" (о εκκλησιαστικός κανών или о κανών της εκκλησίας). Эти выражения использовались уже в то время, когда появилось Мученичество Поликарпа (Эпилог, 2), и касались существа церковного учения и церковных учреждений»¹³.

Так формировался канон книг Священного Писания Нового Завета на первых стадиях этого процесса. Однако, поскольку формирование канона происходило одновременно в разных областях Империи и за ее пределами, так что не всегда возможно было полноценное сообщение между отдельными Церквями-участницами этого большого общего дела, а также вследствие определенных различий в восприятии христианства жителями разных регионов, обусловленных различными историческими факторами, списки священных книг в разных областях не были идентичными. Возникавшие различия при внимательном исследовании нельзя назвать принципиальными: в основном, они касаются лишь нескольких книг, вызывавших сомнения у отдельных лиц. Причиной таких сомнений в отношении тех книг, которые впоследствии вошли в канон, служила схожесть некоторых отрывков из них с сочинениями еретиков или использование последними таких цитат в подтверждение своих измышлений. Также различия обусловлены тем, что некоторые из них содержат те книги, которые потом были исключены из канона.

С течением времени процессы интеграции между Церквями разных областей усиливались, и в богословских дискуссиях, полемике против ересей и расколов начали выявляться различия мнений относительно состава канона новозаветных книг. Эти различия, при всей своей незначительности, тем не менее, ставили вопрос о том, как же выбирать книги, авторитетные для всех, а не для представителей отдельных Церквей, поскольку для ведения эффективного диалога внутри Церкви и с представителями общества, находящегося вне Ее ограды, необходима была четкая и единая позиция по этому поводу. Вопрос требовал ответа, и его выработал один из выдающихся и наиболее ярких богословов Запада, блаженный Августин, епископ Иппонский.

Его критерий основывался на том варианте понимания кафоличности Церкви, который касается нахождения Ее во всем мире. По мысли блаженного Августина, при возникновении разногласий относительно достоинства книги необходимо обращать внимание на то, сколькими Церквями данная книга принимается в качестве канонической, какое положение занимают и какой авторитет имеют эти Церкви среди прочих. Учитывалась также и длительность срока, в течение которого книга признавалась частью Священного Писания. В своем труде «О христианском учении» блаженный Августин пишет: «В рассуждении же Канонических книг Писания испытатель оного должен следовать власти и руководству Соборных Церквей, и особенно тех, кои удостоились иметь у себя Престолы самих Апостолов (sedes apostolica) и получить от них Послания. Вот главное правило, которого должно держаться касательно Канонических книг: книги, принятые всею вселенскою Церковью, должны быть предпочитаемы не принятым некоторыми из Церквей; книги, принятые не всеми, но принятые многими и важнейшими Церквями, должны быть предпочитаемы принятым не многими, и притом не столь важными Церквями. Но если бы нашлось, что одни из книг принимаются множайшими, а другие – важнейшими Церквями, хотя это нелегко может случиться, то такие книги, по моему мнению, должно почитать за Писания одинакового достоинства»¹⁴.

Такого же критерия придерживается и блаженный Иероним, современник и во многих вопросах единомышленник Августина. Он пишет: «Послание, называемое “к Евреям”, признают писанием Павла не только церкви на Востоке, но и все грекоязычные церковные писатели до наших дней, хотя многие считают, что оно принадлежит Варнаве или Клименту. Не так важно, кто его автор, если оно написано церковным деятелем и читается на богослужении в церкви. Латиняне не числят его среди канонических писаний, но греки не принимают Апокалипсис Иоанна. Мы же признаем обе эти книги, в чем поступаем не по обычаям сегодняшнего дня, а следуем древним писателям, многие из которых ими пользовались, причем не так, как апокрифами или даже мирскими книгами, но как каноническими и церковными»¹⁵.

Таким образом, блаженные Августин и Иероним также указывают принцип отбора книг, базирующийся на признании их Церковью, применяя этот критерий в соответствии с наличествующей ситуацией, а именно – с небольшими разногласиями между отдельными поместными Церквями в отношении конечного списка признаваемых Священным Писанием Нового Завета книг.

В итоге, рассмотрев последовательно в соответствии с хронологией различные периоды в истории сложного процесса формирования канона Священных книг Нового Завета, мы имеем возможность наблюдать такую картину:

В течение апостольского периода, времени создания новозаветной письменности, основным критерием отбора книг для богослужебного использования и назидания верующих была их авторская принадлежность святым апостолам, «самовидцам и слугам Слова», как гарантам истинности и божественного происхождения проповедуемого ими откровения. Исторически это связано с тем фактом, что апостолы были основателями множества поместных Церквей и воспринимались их членами как безошибочные провозвестники Евангелия Спасителя. Таким образом, первый критерий, или, точнее, его аспект, прямо относится к восприятию того или иного явления Церковью.

В следующем периоде, во время развития патристической литературы, в соответствии с изменившимися условиями и новыми вопросами, критерий каноничности книг претерпел изменение по форме, но не по природе своей. Если раньше внимание обращали, в основном, на то, действительно ли данная книга принадлежит апостолу, а отсюда уже делался вывод о том. что и содержание ее соответствует учению Спасителя и Церкви, то теперь само авторство определяется соответствием содержания книги Преданию Церкви. Итак, второй аспект критерия определения каноничности при формировании канона Священных книг Нового Завета, который наиболее ярко проявился в II-III веках, также основывается на восприятии или отвержении Церковью той или иной книги.

На заключительном этапе, в то время, когда во всех поместных Церквях уже были составлены перечни признаваемых книг, опять происходит смена акцента: теперь почти все согласны в вопросе о каноне, есть лишь весьма ограниченное количество книг, относительно которых остаются сомнения, да и то уже не столько относительно их содержания, сколько – относительно авторства. Соответствующий вид принимает и критерий отбора: он опять базируется на вере Церкви; долженствующими быть принятыми в канон мыслятся те книги, которые принимаются большим количеством Церквей, и в особенности теми, которые являются наиболее авторитетными.

Таким образом, вывод из всего вышеописанного может быть только один: на протяжении всего времени формирования канона Священных Книг Нового Завета критерий каноничности менялся внешне, в соответствии с изменяющимися условиями и задачами, но внутренне оставался одним и тем же. Все вышеперечисленные его аспекты: авторская принадлежность апостолам, соответствие вере Церкви, признание многими и наиболее важными Церквями – лишь разные проявления единого принципа, которые могли использоваться как в отдельности, так и одновременно, хотя, конечно, они никогда не применялись механически. Сущность же самого этого принципа, или основного критерия – церковность книги: ее церковное происхождение, органичное в Церкви существование, из чего и следует ее признание.

Выявленный критерий каноничности при формировании канона Священных Книг Нового Завета со всей очевидностью показывает нелепость утверждения о якобы существующем противоречии между Священным Преданием и Библией, так как сам состав последней определялся именно отношением претендующих на каноничность книг к учению и жизни Церкви И это, в свою очередь, совершенно определенно указывает на несостоятельность критики, высказываемой в адрес Церкви сектантами.

Библиографический список

1.Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. – М.: Издание Московской Патриархии, 1990. – 1346 с.
2.Августин, блаж. Христианская наука, или основания священной герменевтики и церковного красноречия. – Спб.: Акион эстин, 2004. – 355 с.
3.Евсевий Памфил. Церковная история. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. – 604 с.
4.Илларион (Троицкий), сщмч. Новый Завет во втором веке // Творения. – Т. 2. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2004. – С. 317-332.
5.Илларион (Троицкий), сщмч. Священное Писание и Церковь // Творения. – Т. 2. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2004. – С. 149-178.
6.Иустин Философ, мч. Творения. – М.: Изд-во «Паломник», 1995. – Т. 1. – 484с.
7.Иустин Философ, мч. Творения. – М.: Изд-во «Паломник», 1996. – Т. 2. – 622.
8.Мецгер Брюс М. Канон Нового Завета. Возникновение, развитие, значение. – Б. м.: ББИ, 2001. – 331 с.

Церковь, Богословие